АВТОР: Кэрри
НАЗВАНИЕ: Прошлое Рождество
КАТЕГОРИЯ/ЖАНР: Twincest, Angst, Psy/Mystic, PWP, Squick
РЕЙТИНГ: NC-17
ПЕРСОНАЖИ/ПЕЙРИНГ: Том/Билл
РАЗМЕР: mini
CТАТУС: закончено
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: Неадекватные и странно действующие герои, чья мотивация, впрочем, становится понятной, если вытащить сюжет из подтекста. Все как обычно, в общем.
ОТ АВТОРА: Я собиралась написать какой-нибудь милый рождественский фик, но получилось вот это.

Отсветы мигающей на елке гирлянды ложатся цветными пятнами на светлый диван в гостиной.
Том наклоняется к Биллу – животом к животу – целуя мокрые от пота ключицы, и тот запрокидывает голову, часто дыша – будто сдерживая стоны удовольствия, будто ему невыразимо хорошо от ощущения быстрых толчков внутри. И сам начинает подаваться навстречу старшему близнецу чуть резче, сжимая ладонями простынь, мечтая только об одном…
Вдохнуть хоть немного воздуха – чистого, который не пахнет Томом и ванильной смазкой.
Ну, и еще не вспоминать прошлое Рождество.

Шелковые простыни – избито, пошло, совсем не удобно: ладони и колени разъезжаются, а Билл и так то и дело сбивается с ритма. Между двух обнаженных женских тел – до невозможности горячо и влажно. Всего пятнадцать минут назад эти милые рыжеволосые близняшки в одинаковых шапочках Санта Клауса бросали на него томные взгляды с одного из диванов VIP-зоны, поглаживая коленки друг друга.
Он мечется между ними: до упора входя в упругое и трепещущее, когда подается вперед – и глубже принимая в себя пальцы, бесстыже ласкающие между ягодиц, когда движется назад. Билл теряется в собственных ощущениях – помнить, чего ради все это затеяно, он уже просто не в состоянии, ему слишком хорошо. Он не слышит ничего, кроме хлюпающего звука при каждом ударе бедрами и стонов: своих – низких и негромких; девушки, которая выгибается под ним – переходящих в короткие вскрики; ее сестренки – чувственных, прямо ему на ухо.
Колени в очередной раз скользят по простыни, и это возвращает младшего Каулитца к реальности. Он чертыхается про себя – Том уже в паре сотен метров, а он надеялся почувствовать его приближение заранее. Принять более эффектную позу, более эротично выгнуться…
Всполохи беспокойства с нотками ревности, попытки рассмотреть номера на дверях комнат в темном коридоре… Билл сильней вцепляется в раздвинутые бедра девушки, снова сосредотачиваясь на самом себе. Ему никогда не нравилось смотреть глазами Тома.
Девчонка, прижимающаяся грудью с торчащими сосками к его спине, первой реагирует – испуганным «Ой…» - когда раздается шорох открываемой двери и удивленное «Билл?!».
- Том?.. – младший Каулитц поднимает подернутый поволокой взгляд на замершего близнеца, словно его появление, и правда, неожиданно. Тот просто в бешенстве – Билл точно знает, его ведь тоже накрывает этой волной эмоций. Вообще-то, младший надеялся, что ощутит его униженность, а не злость, поэтому предпринимает еще одну попытку. – Хочешь к нам?
Но если отбросить это, то единственное, что по-настоящему волнует Билла сейчас – девушка, недовольно ерзающая снизу, заждавшись продолжения. Присутствие Тома не возбуждает сильней и не смущает.
Как будто его и нет в дверях. Пустое место.

Билл тянется было погладить руки Тома, но тут же, вздрогнув, отдергивает ладони. Прикасаться можно уже давно – а благодаря достижениям пластической хирургии на запястьях не осталось даже следов… Все равно. Он уже привык контролировать каждое движение, прикосновение, слово. Это похоже на помешательство, от которого рукой подать до безумия. Но Билл просто очень хочет жить.
Старший, к счастью, не замечает – он слишком близок к финишу, чтобы замечать что-то, кроме собственных ощущений.
Младший закусывает нижнюю губу, чувствуя, как и в его теле вспыхивают искорки удовольствия. Чужие, принадлежащие не ему. Это всего лишь отражение.
Мигание гирлянды раздражает. Билл смотрит в потолок и пытается сосчитать нарисованные звездочки.

Младший шарахается в сторону – от пощечины больше обидно, чем больно. Том молча стаскивает с кровати обеих девчонок, толкает их к выходу, а потом поднимает с пола одежду Билла и бросает ему. Тот швыряет вещи в сторону и, с перекошенным от злости лицом подлетая к старшему брату, впивается ногтями в его шею и плечо. Хороший способ причинить боль, когда хочется ударить изо всех сил – но не хочется лишний раз прикасаться. Том отдирает его от себя, будто собирается толкнуть, но в последний момент вдруг обнимает и шепчет:
- Прости меня… Я больше никогда, обещаю… - он бережно гладит его щеку, по которой сам же ударил меньше минуты назад.
Билла передергивает. Ощущения Тома – смесь из любви и чувства вины – на несколько секунд полностью вытесняют его собственные, и он в очередной раз задумывается, почему природа поступила с ним так несправедливо: он сам чувствует Тома – его мысли, мельчайшие мгновенные эмоции, а Том его – никогда.
Это худшее из наказаний. Невозможность остаться в одиночестве даже тогда, когда в комнате больше никого нет.
- Да, Томми, - вдруг произносит Билл пародийно-писклявым голоском. – И ты меня прости. У меня просто брат-извращенец, вот я и нервничаю...

Том рывком переворачивается на спину, сильно сжимая бедра близнеца, так что Билл оказывается сверху. На мгновение младший морщится – эту позу он просто ненавидит – но уже через секунду его лицо снова выражает блаженство. Он закрывает глаза.
Потому что иначе вынужден смотреть на Тома. Ну, или на эту чертову мигающую гирлянду.

Установившееся в кухне молчание длится целую вечность, пока Том не решается его нарушить.
- Билл… - голос слегка дрожит. Как и рука на плече.
Младший в ответ заливисто смеется – уж очень старательно Том выдерживает виноватую интонацию. Притом, что на самом деле он чувствует не вину, а желание заставить Билла поверить. И, кажется, не знает, что обмануть его невозможно. А когда понимает причину смеха близнеца, сильней сжимает его плечо.
- Бл*дь, да не трогай ты меня! – взрывается тот, скидывая его ладонь.
- Билл, я… - снова пытается заговорить Том.
Младший совсем по-детски закрывает уши ладонями, а через мгновение – наверное, представив, как глупо это выглядит со стороны – зло выплевывает:
- Я не буду тебя слушать!
Он неловко взмахивает рукой, будто отгоняя назойливое насекомое, и роняет на пол чашку. Рождественский глинтвейн темной лужицей расплывается на светлой плитке.
- Я не хочу тебя видеть, слышать, не хочу, чтобы ты ко мне прикасался! – его голос звучит все выше, и Тому кажется, у брата сейчас начнется истерика, но тот вдруг выдыхает, несколько мгновений смотрит на разлитый напиток, а потом поднимает абсолютно спокойный взгляд. – Я не хочу даже дышать одним воздухом с тобой.
Старший чуть усмехается его тону – игры кончились с обеих сторон – и тоже совершенно ровно интересуется:
- Я настолько тебе противен?
- Больше, чем ты можешь себе представить… - откликается Билл и тут же видит в лице брата что-то такое, что заставляет его отступить на пару шагов назад.
- Ясно, - коротко улыбается тот, начиная медленно приближаться к нему. – Хочешь, чтобы меня не было? Хочешь… Только вот незадача: ты же не сможешь без меня жить…

Билл упирается ладонями в грудь близнеца и чувствует, как бьется под правой ладонью его сердце. Он стискивает зубы, когда понимает, что пульс Тома синхронен с его собственным.

Слипшиеся ресницы не позволяют нормально открыть глаза, и первые несколько мгновений Билл видит перед собой только размытый овал лица и копну рыжих волос.
- Ма…ма… - в горле пересохло настолько, что в сплошном хрипе невозможно разобрать слов.
- Билл… Слава богу, - она облегченно выдыхает и тут же начинает плакать, уткнувшись в простыню на его животе.
- Что…случилось?
- Я не знаю, - всхлипывает Симона. – Не знаю, почему он это сделал…
Билл хмурится, пытаясь вспомнить, как оказался в больничной палате. Выходит не сразу. Клуб, девушки, Том, очередная ссора по причине, которую он никогда не расскажет маме, и ее продолжение дома, а потом…
Билл приподнимается на локтях и изумленно смотрит на Симону.
…потом вдруг больно и нечем дышать – грудь словно сдавили, а перед этим сунули внутрь кусок льда.
- Том что-то… - спрашивать вслух очень страшно. – Что-то сделал с собой, да?
Отчаянные рыдания мамы вполне заменяют ответ на этот вопрос.

- С Рождеством, Билл… - шепчет Том, прижимая близнеца к своей груди.
- С Рождеством, - откликается тот.
Ему хочется в душ – и долго-долго тереть кожу, хоть это и не имеет смысла.
Если бы Билл верил в Санта Клауса, то загадал бы одно-единственное желание. Но в этом смысла еще меньше.

Маленькая пластиковая елочка с бантом на макушке в углу кабинета очень забавляет Билла, но он не замечает, что улыбается, глядя в одну точку, пока доктор не задает вопрос, все ли в порядке.
- Твой брат не помнит, почему хотел убить себя, - Биллу слышится упрек в словах врача. – Это довольно частое явление, один из способов спастись от стресса, к которому организм прибегает в крайних случаях. Но, Билл, я не хотел бы, чтобы ты думал, будто частичная амнезия решила проблему: стоит Тому увидеть, услышать или почувствовать что-то, что вызовет соответствующие ассоциации – и память вернется. Только это будет во много раз ярче, острее и больнее. Понимаешь?
Билл мотает головой, ему совершенно не понятно, причем тут он. Его волнует совсем другое…
- Ты чуть не умер вместе с ним, - с явной неохотой добавляет доктор, отвечая на все незаданные вопросы сразу. – Я не представляю, как это объяснить с точки зрения медицины, но твое сердце отказывалось биться, пока в соседней операционной Тома не вытащили с того света.

Билл смотрит на мигающие огоньки, пока от них не начинает рябить в глазах. Том спит, обнимая его, и младший терпеливо ждет, пока тот повернется или заснет достаточно крепко, чтобы можно было встать и уйти в свою спальню.
И думает, что прошлое Рождество все-таки не было худшим в его жизни.